ПАМЯТИ ВИКТОРА АСТАФЬЕВА

Уведи меня в ночь, где течет Енисей.

Осип Мандельштам

Жил в Овсянке мужик на крутом берегу Енисея,

Не овес, не люцерну - разумное, доброе, вечное сея.

От простых мужиков отличался, но это похвально.

А они на него обижались за это повально:

"Он не знается с нами и выпить не хочет... Зазнался!

Пишет, пишет чего-то, а лучше бы делом занялся..."

Жил в Овсянке мужик на крутом берегу Енисея,

На своем литучастке разумное, доброе, вечное сея.

Перед сильными мира по-рабски хвостом не вилявший,

На процессы культурные в нашей России влиявший,

Изловивший "царь-рыбу", себя на бумаге изливший,

Восхищавший одних, а других возмущавший и зливший.

Жил в Овсянке мужик, всенародный писатель Астафьев.

Он из жизни ушел, сочиненья потомкам оставив.

У него под окном разрослись лопухи и пыреи.

Где Астафьев? А он умахнул в эмпиреи,

На своей деревянной сохе улетел в эмпиреи...

***

У меня залётка есть

По имени Маруся.

У Маруси хахаль есть,

Но с этим я мирюся.

Рассказав друзьям про Машку,

Я большую дал промашку.

Это можно озвереть,

Все хотят ее иметь.

ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ЖАНР

Мой талант и мой душевный жар

Весь ушел в эпистолярный жанр -

В письма адресатам самым разным,

В дело, называемое праздным,

Не в рассказы, повести, романы...

Потому пусты мои карманы.

Я бедней, наверно, чем Гаврош,

Не найти в моем кармане грош.

Может, я набила бы карманы,

Если бы писала я романы?

Только кто бы стал печатать их?

Ты попробуй напечатать стих.

Написала писем, честно слово,

Я, наверно, больше Льва Толстого,

Несмотря на то, что я - не граф

И жила, во графа не играв.

Писем у меня - томов на сто.

Я кормилась - знает Бог, на что.

Мне за них (а я и не просила)

Гонораров почта не носила.

Письма - это от унынья средство.

Письма - вот мое литературное наследство.

***

Каждый божий день хожу в тоске-печали

Только по тебе - не по кому-то,

Вождь моей души, не племени макуто.

Черти мне печали накачали.

Радость нахожу в издельях макаронных

У себя в дому с большой квадратной аркой.

Я живу в мирах, но не в микрорайонных,

Будто на пустом на острове, дикаркой.

Как бы мне совсем в печаль-тоску не вдаться?

Средь людей хожу - людей не вижу даже.

Как же мне с тобою увидаться,

Где же увидаться и когда же?

***

Рязанский художник Минкин -

Поклонник поэзии Нинкин,

Поэтому этот Минкин -

Придворный художник Нинкин.

Есть на одной из картин у Минкина

Рожица Нинкина.

Она в Третьяковке висит,

Захожих людей веселит.

***

Желаю счастья Яншиной Нонне

Всегда, всегда, а не только ноне!

Желаю Нонне жить не болея,

Дожить до столетнего юбилея

И много новых сыграть ролей

И быть королевой среди королей!

***

У меня залётка есть

По имени Тима,

Этот Тима, Тима, Тима

Прямо создан для интима.

РЕЧНОЙ ТРАМВАЙ

Куда меня везет речной трамвай?

Меня с моей душевной новой травмой,

Меня со всеми внутренними травмами.

Вдоль берегов крутых, укрытых травами,

Куда меня везет речной трамвай?

Вон впереди причал ЦПКО.

Глазами я в него вцепилась цепко,

Я хваткою в него вцепилась цепкою

И чувствую себя цыпленком, цыпкою

И чувствую сама себя кацапкою.

Уплыл назад причал ЦПКО.

Ко-ко, ко-ко, кацапка, ко-ко-ко.

Уплыл назад причал ЦПКО.

Мне впереди не светит ни фига.

На дно реки меня зовет нимфига.

Уйду на дно и буду жить с нимфигами,

Водиться буду с ними, не с фуфыгами,

И буду заниматься с ними фугами.

Мне впереди не светит ни фига.

Га-га, га-га, нимфига, га-га-га.

Мне впереди не светит ни фига.

Куда меня везет речной трамвай?

Меня с моей душевной новой травмой,

Меня со всеми внутренними травмами...

Вдоль берегов крутых, укрытых травами,

Куда меня везет речной трамвай?

ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА СОЛОУХИНА

Жизнь познав на своем же горбу

И оставшись в ней индивидом,

Вы лежали в большом гробу

С полудетским обиженным видом.

Не Христос, сошедший с холста,

Мой учитель с седыми вихрами,

Вы лежали в Храме Христа,

К Вашей смерти построенном Храме.

Жизнь постигнув горьку и грубу,

Став маститым столичным поэтом,

Всё и всех увидав в гробу,

Вы в Олепино с Богом уехали в "транспорте" этом.

***

Ходит Петя с автоматом,

Любит он частушки с матом.

Петя, Петя, Петя, Петь,

Давай с тобой частушки петь.

НА СМЕРТЬ НИКОЛАЯ СТАРШИНОВА

Навеки покончив

со всеми своими рыбалками, картами, куревом,

навеки покончив

с боями на линии передовой,

навеки почив,

Вы лежите на кладбище Троекуровом,

землей и венками заваленный, "гвардии рядовой".

Навеки покончив

со всеми своими проблемами и страданьями,

с инсультом и с болями скрытых открывшихся ран,

навеки почив,

Вы лежите, и Вас не поднять никакими рыданьями.

Прощайте, войны и поэзии ветеран!

Навеки покончив

со всеми своими раденьями и заботами

о племени новом, об общей юдоли земной,

навеки почив,

Вы не будете присно забытыми,

ни племенем новым, ни новой Россией, ни мной.

Навеки покончив

со всеми своими любвями, стихами, частушками,

пинков и ударов от жизни сполна получив,

навеки почив,

Вы лежите, обмытый слезами друзей и чекушками,

навеки со всеми делами покончив,

навеки почив...

***

Ох, и любит девок Лёвка,

Охмуряет девок ловко,

Восемь девок охмурил,

Дихлофозом всех морил.

ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ПОЛИКАРПОВА

1.

Вы ко мне из Москвы на "Березке" в Рязань принеслись -

Праздник Вашего тёзки, Есенина праздник справлять.

Вы при всех у Есенина вместе со мною на память снялись.

И недолго фотографу пленку пришлось проявлять.

Получился веселый такой коллективный портрет...

Мне уже никогда, никогда не пожать Ваших рук,

"Косопузый" москвич, широко неизвестный поэт,

Бескорыстный собратич, наставник, заботник и друг.

Вы ко мне на "Березке" в Рязань из Москвы принеслись.

Птица Смерти за Вами по следу, по следу неслась.

Нет, не Вы у Есенина вместе со мною на память снялись -

Это я у Есенина с Вами на память снялась.

2.

Я рисую картину вокзала, мазок добавляю к мазку,

Но пейзаж получается в черных тонах и в трагичной окраске.

Вас увезла от меня электричка совсем не в Москву -

В мир мертвецов увезла, как в загробной коляске.

И оттуда придавленный голос меня окликает, зовет...

Я была при прощании с Вами не очень чутка, не сердитесь.

Знала б, куда электричка проклятая Вас от меня увезет,

Крикнула б Вам: "Не садитесь в неё! Не садитесь!"

3.

Поступила с ним судьба жестоко, круто.

В электричке, как и все, не на коне,

Он приехал, приехал в Рязань не к кому-то,

А к Есенину и ко мне.

В край воспетого "березового ситца"

Он приехал навестить, проведать нас,

Ну а вышло, что с нами приехал проститься

Перед смертью, последний раз.

Он приехал не трясти у нас портками.

Зря зачем трясти портками? - посудил.

Он березку и вишню своими руками

В Константинове посадил.

***

Ехал Сашка на "газели",

Ехал с голой бабой,

Ехал Сашка на "газели",

И на Сашку все глазели.

ЦВЕТЫ ЗАПОЗДАЛЫЕ

Сергею Поликарпову к сороковинам

Я в "слюду", в целлофан завернула цветы,

Красно-розовые пионы.

Были чувства во мне и чисты, и святы,

И нежны, как пионы оны.

Ничего не сказав никому, никому,

Носом в душу свою не влезая.

Я пошла без дорог, по сугробам к нему,

По колени в снегу увязая,

Вся белее офсета, белее белил,

Не вдова, но с тоской-то вдовьей.

Он меня как весну, как веснянку любил

И Рязаночкой звал Авдотьей.

Был бы парнем, заслал бы ко мне сватОв

И меня бы сосватал, милку.

Я ему никогда не дарила цветов.

Вот принесла, на могилку.

***

Ты летишь на самолете в Париж

И не просто в небе паришь,

А в мечтах обо мне паришь -

Обо мне, о рязанской некой барышне,

Бело-шляпочной, н и н б о в о й барышне,

Не о некой французской мамзель,

Обо мне, не об Эйфелевой башне,

Ты, видавший много видов и земель.

За тобой лечу, ступая по облаку,

По перинистому белому облаку

(Мы его, как постель, перемнем).

К моему полуастральному облику

Ты пристегнут спасательным ремнем.

Ты летишь на самолете в Париж

И в мечтах обо мне паришь,

Как в картинах Шагала, паришь...

Пари же, пари же, пари же

В мечтах обо мне и в Париже!

***

Ванну я налью Вовану,

Усажу Вована в ванну.

Спину я потру Вовану

И к нему залезу в ванну.

ПРИДОРОЖНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

На Поэта натравили злых собак,

Дрессированных собак натравили

Не заморские, а наши Баскервили,

Чтобы сжить его со света, абы как.

Кланом действуя по планам, по проекту,

Захотели сволочи чего? -

Глотку перегрызть... кому? Поэту!

Золотое горло певчее Его.

Он завистливым поэтишкам мешал,

Маленьким, великими казаться,

Он надежд совсем на это их лишал,

Потому они и вздумали "кусаться".

"Фас его! - они шепча кричали. - Фас!.."

Сами же в кустах сидели, трусы.

Бог с небес сошел, Поэта спас,

Но на горле у Поэта есть укусы

И на сердце у Поэта есть укусы.

Что же это злые твари натворили?

Белым днем, у придорожной полосы

На Поэта злых собак натравили,

Злые нелюди, собаки, злые псы.

ВИКТОРУ АСТАФЬЕВУ

ПРИГЛАШЕНИЕ НА НОВОСЕЛЬЕ В МОСКВУ,

написанное на открытке с самоваром,

баранками и бубликами

Приезжайте ко мне в Москву,

Разгоните свою тоску.

Я для Вас постелю самобраночку,

Дам конфетку Вам и бараночку,

Буду рада уважить Вам,

Всё, чего пожелаете, дам.

И дырку дам от бублика,

Но чтоб не знала публика.

***

Вон сидит в столовой Лёшка,

У него большая ложка.

Ты не связывайся с Лёшкой,

А то по лбу получишь ложкой.

***

Я когда-то себя от тебя оберегала,

Я когда-то тебя за километр обегала,

Я боялась с тобою роман начинать,

Потому что его не хотела кончать...

И его заменять не хотела игрой,

Мой не очень стабильный любовный герой.

Я боялась, боялась, боялась - чего?

Я боялась начать и испортить его,

Я боялась его повернуть не туда,

Много сил положив на него и труда,

Я боялась не вытянуть этот роман,

Потому же я не Золя, не Роллан.

Я не буду отныне тебя обегать

И не буду себя от тебя оберегать.

Я иду по сюжету романа к тебе.

Будь что будет с тобою у нас по судьбе.

Может выйти у нас преотличный роман,

Не напишет какого Золя и Роллан.

СЕНТЯБРЬ В МОСКВЕ

Он прикрыл листвой газоны травяные,

Он бумажки с тротуаров в кучу вымел,

Погасил в Москве пожары торфяные

И Москву, как офис, чисто вымыл,

Ходит с тряпкой в скверах, лавки домывая...

Все проблемы улетучились (приснились?),

И рассеялась завеса дымовая,

И картины жизни прояснились.

***

Под Егора-тракториста

Я разов ложилась триста.

Не искусен он в речах,

Но у него такой рычаг!

БЕЛЫЙ ВЕЛОСИПЕД

Ты имеешь свой велосипед -

Не "Орлёнок" у тебя, а "Аист".

Ты со мной нисколько не зазнаист,

Хоть имеешь свой велосипед.

Есть свои машины у иных.

"Аист" - это не "Москвич", не "Лада",

Он зато без газов выхлопных,

И бензина для него не надо.

"Аист" - и не роскошь, и не блажь.

Я к тебе рукой судьбы ведома.

Ты меня, как ценный свой багаж,

Довези, доставь на нем до дома.

Это ли тебе не по плечу

Да и твоему велосипеду?

Я с тобой на "Аисте" поеду,

Вниз под горку весело поеду -

Словно ввысь на крыльях полечу.

Белый, белый твой велосипед -

Будет он в стихах моих воспет!

***

У меня залётка есть

По имени Жора,

Ухажёристей его

Не сыщешь ухажера.

У меня залётка есть,

По имени Георгий.

Говорят, Георгий

Большой любитель оргий.

ПИСЬМО В СУЗДАЛЬ

Я хотела бы приехать

хоть на дЕнь, не на годочек

в твой избушечный, церквушечный,

в твой старинный городочек.

Я хотела бы "пройтиться"

по булыжной мостовой,

не одна, с тобою вместе

посмотреть на Суздаль твой,

красоту его увидеть

и твою увидеть школу

и трехперстно помолиться

на Можайского Николу.

Хорошо гулять под ручку

там и сям, с хорошим гидом,

любоваться городочком,

тем и сем и этим видом,

колокольны слушать звоны,

возрожденьем их гордиться

и о Суздале подумать:

"Хорошо бы здесь родиться".

Наверху Кабацкой горки

я стою с раскрытым ртом:

Суздаль - это просто сказка,

сказка русская притом!

Я хотела бы приехать

не на дЕнь, не на годочек...

Я на всю бы жизнь приехала

в твой прелестный городочек.

***

У меня залётка был

По имени Кирюша,

Он объезживал кобыл

В своем селе Криуша.

Шел по улице Кирилл,

Шел и "Мальборо" курил.

Шел по улице Кирилл

И прохожих матом крыл.

ХУДОЖНИЦА-АРИСТОКРАТКА

Представлюсь просто и кратко:

Не имущая всяких благ

Художница-аристократка,

Сижу на вольных хлебах.

Вышла я из "прослойки",

Тощ у меня карман.

Не ударница я перестройки,

И я не полезу на кран.

И я не Ангелина Паша,

На тракторе я не пашу.

Медленно, как черепаша,

Стихи для потомков пишу -

За галочки, за спасибо

Каждый почти что стих,

Так получается, ибо

Никто не печатает их.

Живу на малые тратки,

Сделаюсь скоро святой.

Завтрак аристократки -

Черный сухарь с водой.

***

С деревенского холма

Показалась Хохлама.

Долбанутый хахаль мой

Любовался Хохломой.

Ходили бабы к бобылю,

Швея, доярка, жница...

Сказал бобыль: я баб люблю,

Но не люблю жениться.

Ко мне с Канар приехал гость,

Мне привез орехов горсть,

Съела я один орех,

Совершила с гостем грех.

У реки, за лодкой

Лежала я с залёткой,

"Камасутру" изучала

И ребенка с ним зачала.

У меня залётка - во!

Щипну ее за тело.

Я не знаю, от кого

Залётка "залетела".

На свиданье я пришел,

Под часами мокну.

Если милка щас придет,

Милку в щёчку чмокну.

Ничего, что часто ушки

От частушек розовеют,

А зато всегда частушки

Грусть, хандру развеют.

ОТКРЫТКА К ПАСХЕ

Андрею Вознесенскому

По случаю светлой Пасхи

Христосаюсь я с Поэтом,

Целуюсь с ним без опаски

И стих слагаю при этом.

НА СВЕТСКОМ РАУТЕ

Мне какую бы взять из тем

Для беседы в обществе светском -

Не советском, а постсоветском,

В нашей лучшей из всех систем?

Мне какую бы взять из тем

С господином не с тем, а с тем,

Вон, который стоит у стены

И не бросит своей страны...

У которого, словно у Цезаря, нос.

Я впадаю от этого носа в гипноз.

Мне какую бы взять из тем

Для беседы с мужчиной с тем?

"Чем закончится новый съезд?

Кто кого победит и съест?"

Я желаю из всех существующих тем

Взять единственную: "Жэ тэм..."*.

________________

* Жэ тэм - я тебя люблю (франц.).

АСТРЫ

С ощущеньями новыми, острыми

Я любуюсь осенними астрами

И про них авторучкой, стилом

Вот пишу за рабочим столом.

Не давая себе отсрочки,

Вот слагаю про астрочки строчки.

"Астра" - что-то такое астральное,

"Астра" - это не средство стиральное.

И отсутствует в астрах страх -

Страх завять, превратиться в старух.

И отсутствует в астрах страх

В кучах листьев сгореть на кострах.

И красивее каждая астра,

Чем любая ВерОника Кастро.

***

Мне частушек ты не пой,

К черту, ах, уматывай,

Если ты такой тупой,

Не читал Ахматовой.

ЖЕЗЛ

Юрию Кувалдину

Я тебе пою мою Осанну,

Может быть, кого-то этим зля.

До тебя далёко Мопассану,

Бунину, Боккаччо и Золя...

Новый Бог Олимпа! Новый гений!

Ты, сойдя со всех привычных трасс,

Не боясь анафем и гонений,

Мир своими "Юбками" потряс.

С лиц стирая постные гримасы,

Жизнь не ставя в рамки "ЖЗЛ",

Покоряй читательские массы,

Высоко подняв победный жезл!

***

Пообщался Паша с Машей,

Пообщалась Маша с Пашей,

Маша сделалась мамашей,

Паша сделался папашей.

ХРИЗАНТЕМЫ

Отцвели уж давно

хризантемы в саду...

Романс

Вот и ноябрь уже, ура.

Такой на улице ветрина,

Собачий холод, снег с утра,

Ну а в метро - июль, жара,

И вся в живых цветах витрина.

Поэт захожий занят тем

(Свое увидевший в их стиле),

Что глаз не сводит с хризантем,

С кудрявых белых хризантем.

Они поэта восхитили.

Цветы осенние свежи,

И те, и те свежи, и эти.

Ты воедино их свяжи,

Красивой лентой всех свяжи

В своих стихах, в своем сюжете.

На праздник пей за них "Агдам".

Из их не вырывайся плена.

Они похожи на прекрасных дам,

На благородных светских дам

Бальзаковского плана.

***

Где Краснова? Вон она!

Здесь Краснова снова.

Выпью красного вина

За тебя, Краснова!

"Наша улица", № 5-2003,

а также в книге Нины Красновой "Цветы запоздалые",

с предисловием Юрия Кувалдина, издательство "Книжный сад", Москва, 2003