Нина Краснова
ПОЭЗИЯ В ЖУРНАЛЕ "НАША УЛИЦА"
(Доклад на заседании "круглого стола" писателей разных стран в Польше, Варшава-Оборы, 2004 г.)
"Наша улица" - ежемесячный журнал современной русской литературы, родившийся в новое время, на стыке двух тысячелетий. Он новый не только по своему названию, но и по своему содержанию, стилю и характеру и по принципу отбора материалов. Это частный народно-культурный журнал. Он возник 5 лет назад, в 1999 году, как альтернатива всем "правильным", академическим "толстым" журналам, в числе которых такие "именитые", как "Новый мир", "Москва", "Знамя", "Октябрь", "Наш современник", "Юность". Он не похож ни на один из них и уже обрел своих читателей и занял в мире литературы свою пустовавшую до него нишу. Кому-то он нравится, кому-то нет, кого-то он возмущает и раздражает, но он есть такой, какой есть.
"Наша улица" - это журнал нового века, востребованный самим временем. Он возник в очень сложный для нашей литературы период, когда она, так сказать, отделилась от государства, вернее была отделена от государства самим государством, как в свое время церковь, и оказалась брошенной на произвол судьбы и стала существовать сама по себе, без официальной поддержки, без субсидий и дотаций государства.
Основал "Нашу улицу" первый в России частный издатель, директор издательства "Книжный сад" писатель Юрий Кувалдин, который и является главным редактором этого журнала. Причем выпускает он его один, а помогает ему сын - молодой художник Александр Трифонов. Подача материалов в журнале осуществляется по художественным принципам, то есть воссоздается мир не через прямую мысль (логос, филологизм), не через журнализм, а через образ (изображение в слове человека и его мира), ибо проза - это мышление в образах. Журнал ориентирован на широкую аудиторию и отражает вкус самого писателя Юрия Кувалдина, человека очень образованного, книгомана, библиофила и энциклопедиста.
Журнал "Наша улица" - отвечает своему названию. Там печатается антиакадемическая, антиофициозная литература, написанная простым, ясным, не заумным, живым языком, каким люди говорят на улице, в метро, в троллейбусе, в магазине, дома, на кухне, в кругу семьи, в компании друзей и тет-а-тет с предметом сердца. Это рассказы о разных случаях жизни, о любви, о театре, о футболе, о роддоме, о кладбище, о тюрьме, о суме, о музыке и живописи, о людях разных профессий и разных слоев нашего общества: о простых работягах, о шахтерах, железнодорожниках, матросах, пекарях, дворниках, об артистах, художниках, учителях, врачах, ученых, о студентах и пенсионерах, об алкоголиках, о бомжах, о новых русских... это и рассказы, и повести, и даже романы с продолжением... Но Юрий Кувалдин поставил заслон окололитературной части "советской литературы" - критико-филологической. Этим "работникам советской литературы", которые доживают свой век в поисках утраченного гонорара, здесь делать нечего, их поезд ушел, и даже огня хвостового вагона не видно. Ибо здесь поют свободные художники. И, кое-когда, стихослагатели...
Юрий Кувалдин в своем журнале отдает предпочтение прозе. Стихи он печатает по сравнению с другими журналами редко, то есть далеко не в каждом номере. И автору, даже и знаменитому, попасть в "Нашу улицу" со стихами гораздо труднее, чем с прозой. Зато если Кувалдин печатает стихи какого-то автора, то дает ему очень много места, старается представить его как можно шире, полнее и объемнее, большими подборками, которые можно рассматривать как книги в журнале.
Авторы "Нашей улицы" - это и знаменитые поэты, писатели, увенчанные лаврами и регалиями, и совсем неизвестные, которые пришли в "Нашу улицу" прямо с улицы. Кувалдин любит открывать новые имена или преподносить всем известных авторов с каких-то новых сторон, граней и в новом качестве.
Среди постоянных авторов журнала "Наша улица" - участники самого первого "пилотного" номера поэты Нина КРАСНОВА, Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ, Кирилл КОВАЛЬДЖИ, Евгений ЛЕСИН, бард Евгений БАЧУРИН, а также поэты Виктор БОКОВ, Сергей МНАЦАКАНЯН, Елена СКУЛЬСКАЯ, Виктор ШИРОКОВ, и многие другие.
***
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ родился в Москве, в 1933 году. Окончил сценарный факультет ВГИКА. Он - автор популярной мультфильмовой "Песенки Крокодила Гены", которая в советское время была куда более знаменита, чем сам автор стихов, имя которого стояло у властей в черном списке и старательно замалчивалось средствами массовой информации и только в последние годы стало известно в широких кругах. Но кроме этой милой, приятной, веселой песенки у Александра Тимофеевского - огромное количество первосортных стихов, да и песен тоже, и она - далеко не единственное и далеко не самое лучшее и не самое главное, что он написал за свою жизнь. Подтверждением чего служат его книги, одну из которых, первую большую книгу избранных стихов - "Песня скорбных душой" (М., "Книжный сад"), словно бы действуя по принципу Ницше "как можно медленнее", он издал, в 65 лет, в 1998 году, с предисловием Юрия Кувалдина, который и вывел его на большую литературную арену и явил его миру и начал печатать в своем журнале "Наша улица", а вторую - "Опоздавший стрелок" (М., "Новое литературное обозрение") - в 2003 году, с предисловием Евгения Рейна, который сказал, что Тимофеевский - "поэт катастрофы", которая происходит вовне, но "достигает своего апогея в душе поэта".
Конечно, наш Господь безбожник,
Поскольку Бога нет над Ним.
Он беспощаден, как художник,
К произведениям своим.
И одержимый, словно Врубель,
Он сам не знает, что творит -
Нечаянно шедевр погубит
И вновь уже не повторит.
Поэзия Александра Тимофеевского несет в себе черты классической поэзии Пушкина и Тютчева, черты поэзии Есенина и Велимира Хлебникова, и совершенно новой поэзии, которой до него ни у кого не было и которая ни с чем не сравнима. Это поэзия нестандартной красоты, в отличие от "домов стандартной красоты". Она может вогнать неподготовленных к ней читателей в шок:
Там, где свалил меня запой
На Трубной или Самотечной,
Я, непотребный и тупой,
Лежал в канавке водосточной.
Шел от меня блевотный дух,
И мне явился некий дух,
И он в меня свой взор вперил,
И крылья огненны расправил,
И полдуши он мне спалил,
А полдуши он мне оставил...
Тимофеевский втаскивает в свои стихи антиэстетику жизни, и она превращается у него в художественную эстетику и становится высоким искусством. Тимофеевский не боится быть искренним и откровенным в своих стихах и не боится показать себя или своего героя с неприглядной стороны, например, когда говорит, что он:
За сутки выпил семь бутылок водки
И рухнул в грязь и потерял очки.
Одно из ценных качеств Тимофеевского - чувство юмора с самоиронией. Оно придает его стихам особую прелесть, делая их свободными, раскованными, непринужденными, изящными, как, например, в любовном стихотворении, где герой говорит своей любимой:
Любимая, отдайся мне
Минут, так скажем, через десять...
У Тимофеевского своя система образов, своя система рифм, традиционные в сочетании с нетрадиционными ("марте - Монмартре", "солдат - следят"), свой язык, свой почерк, свой голос, свои интонации, своя судьба, своя дорога в поэзии и свое место под солнцем, рядом с богами и богинями Олимпа.
Когда-то Александр Тимофеевский сказал о себе, что он "поэт безвестный поколенья" и "в закрытое окно России не достучавшийся поэт". Но теперь это очень известный поэт поколенья 60-десятников, "достучавшийся в закрытое окно России" и в закрытые сердца людей и любимый читателями своей страны. И теперь он с легкой руки Юрия Кувалдина печатается не только в журнале "Наша улица", но и в "Новом мире", в "Дружбе народов", в "Знамени".
***
Кирилл КОВАЛЬДЖИ родился в 1930 году, в селе Ташлык, в Бессарабии, которая тогда входила в состав Румынии, а теперь входит в Одесскую область. Его литературная судьба была как будто более благополучной, более спокойной и ровной, чем, например, судьба Александра Тимофеевского. Все в ней шло своим чередом. В 1954 году он окончил в Москве Литературный институт, в 1955 издал в Кишиневе первую книгу стихов "Испытание", в 1956 году вступил в Союз писателей, в 1967 - стал членом КПСС. Много лет работал в отделе критики журнала "Юность", вел при этом журнале литературную студию "Зеленая лампа", потом работал в издательстве "Московский рабочий". Он автор более двадцати книг стихов и прозы - три из них (Бог любит троицу!) издал Юрий Кувалдин в издательстве "Книжный сад": "Лирика" (1993), "Невидимый порог" (1999/2000) и "Обратный отсчет" (2003). Кирилл Ковальджи - лауреат литературной премии "Венец" и Пушкинской премии.
Его поэзия несет своеобразный отсвет романской и европейской культуры, гармонично сочетает лиризм и философичность, традиционализм и модернизм, серьезность и улыбку и игру, отличается многообразием тематики, проблематики, форм и жанров. Он пишет и классические стихи о жизни, которая проходит, и о жизни, которая прошла:
Тень заката в мире бродит,
Но мучительно мила
жизнь, которая проходит,
жизнь, которая прошла...
Он пишет и стихи в стиле поэзии Серебряного века, такие, как "Очаровательная леди":
Очаровательная леди,
В любви прошли вы буки-веди...
Очаровательная леди,
Вы дремлете в заморском пледе...
Он пишет и верлибры, например, такие, с сюжетом в духе датского художника Херлуфа Биструпа:
НА УЛИЦЕ
Какой затылок!
Какие кудри!
Какая походка!
- Оглянись! -
приказал ей мысленно.
Она оглянулась...
Лучше шла бы себе,
Как шла...
Есть у него и палиндромы...
И сколько ни проси,
Открыть не мог бы Пушкин
Сей палиндром:
ИСКАТЬ ТАКСИ.
Конечно, Пушкин не смог бы открыть такой палиндром. Во-первых, он не умел и не пробовал их сочинять, а во-вторых, во времена Пушкина не было такого вида транспорта, как ТАКСИ, его заменял частный извоз в виде лошадей и извозчиков.
Кирилл Ковальджи пробует себя во всем, словно следуя лозунгу Маяковского: "Твори, выдумывай, пробуй!". Есть у него и сонеты, и венки сонетов. И лирическо-мемуарная проза, в том числе и критика. И во всем он проявляется как большой мастер, большой художник. Притом он всегда идет в ногу со временем и чутко улавливает изменения в русском языке, во внешнем и внутреннем облике нового поколения и фиксирует это в своих произведениях, внося туда новую лексику, новые термины, новые приметы и краски нового времени. Как, например, в этой картинке:
ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР НА БУЛЬВАРЕ
Пацанки пиво пьют из банки,
из плееров попискивает джаз,
мордашки их похожи на ищеек,
сидят на спинках парковых скамеек
с пупками напоказ.
Кирилл Ковальджи не раз бывал за границей, в том числе в Польше. Его поэзию переводили на польский язык такие поэты, как Владимир Слободник, Игорь Керицке, Ришард Донецки, Марек Вавшкевич. А в издательстве "Читэльник" выходил его роман в прозе "Лиманские истории", который перевел Ежи Панький.
***
Сергей МНАЦАКАНЯН родился в Москве 4 августа 1944 года. Поэт среднего, или затерянного поколения, которое входило в литературу в 70-е - 80-е годы. В 25 лет, в 1969 году, издал свою первую свою книгу стихов. В 30 лет вступил в Союз писателей СССР. В советское время (1969 - 1991 гг.) он выпустил 11 книг стихов - "Высокогорье", "Угол зрения", "Автопортрет" и другие, которые нашли широкий отклик у читателей. Печатался в главных "толстых" журналах страны - в "Юности", в "Новом мире", в "Октябре", в альманахе "Поэзия", и в главных газетах страны - в "Литературной газете", в "Московском комсомольце", в "Комсомольской правде", то есть нельзя сказать, что он тогда был сильно "зажат". В полифоничной беседе с Юрием Кувалдиным ("Наша улица", № 1-2004) он говорит о том, что в "в советские годы... поэтам жилось вольготнее, чем сегодня", им платили гонорары за стихи, и поэтому очень многие тогда писали стихи, "часто даже и неплохие", которые "иногда пользовались успехом", но мало кто выполнял миссию поэта, заложенную в самой его природе. "Слишком многие писали в расчете на гонорар, славу, карьеру... была такая установка на гонорар, славу, карьеру - в официальной литературе, и многие, кто пришел в литературу по глубинной потребности, они тоже поддались этому, но многие ведь и не поддались". Не поддался этому и Сергей Мнацаканян. Все, что он делал в литературе, он делал не с целью добиться материального преуспевания, заработать "бабки", если говорить новым жаргоном, а с целью "осуществить то, что диктовала" ему "глубинная потребность". Он как поэт не изменял себе никогда. Он писал не ради денег и официального признания. И поэтому у него в столе накопились вещи, которые он не мог напечатать в советское время. Среди них - запрещенная поэма "Медведково-1982", которую Сергей Мнацаканян написал в 1982 году от лица главного (далеко не положительного с официальной точки зрения) героя и которую Юрий Кувалдин напечатал в 3-м номере 2002 года. Она написана в эпоху Брежнева, в эпоху так называемого "застоя" и "входит в число тех творений, которые запрещены при любых режимах".
Сюжет поэмы прост, но необычен, то есть он обычен для жизни советского времени, но необычен для поэзии того времени, главным условием которой было быть политическим рупором, говорить языком лозунга и плаката, воспевать советский образ жизни и советского человека, положительного героя, безупречно выполняющего моральный кодекс строителей коммунизма.
Трое друзей, "трое славных молодцов", "трое школьных корешей", один из которых работал портным в ателье "Одежда", шил штаны с лампасами, другой (от лица которого написана поэма) был поэтом (лириком), а третий - физиком, выпускником физтеха, решили выпить на троих и съездить в гости к своим "дамам сердца, в Медведково, где Северный тупик". Они купили, "взяли три бутылки бормотухи", дрянь, от которой "умирают мухи", потом прибавили к ним "три белые головки" водки, пошли на рынок, который находился поблизости от магазина, совершили в будке с газированной водой "хищение граненого стакана" (общественной собственности) и выпили, "хватили" из него водочки, потом "махнули по стакану" вина, потом опять "рванули по стакану"... А пили они под транспорантом с портретом Брежнева, генсека с "идейными очами", который улыбался им
с портрета, "как любимый дядя"...
Нас было трое славных молодцов,
Наследников традиций всенародных -
Мы шли дорогой дедов и отцов,
Чтобы дойти до крайних преисподних.
Из троих друзей, если говорить точнее, пили только двое, портной и поэт, а физик не пил, он был трезвенник. - "Он нес высокомерную печать // В своем лице отмеченном наукой, // Когда, дабы покончить с серой скукой, // Друзья решили "с водочки начать". Тут к ним подошли ребята из "народной дружины" и отвели их - всех троих - в милицию, "замели в ментовку", посадили в "кутузку", в вытрезвитель. Физик, "эстет высоколобый", поскольку он не пил, стал кричать, скандалить, "упираться, качать права и в руки не даваться", "и все сочли, что он мертвецки пьян" и даже пьянее обоих своих друзей. Потом их всех отпустили по домам. Но на физика из милиции в институт пришла специальная бумага, "казенная телега", в которой говорилось, что он уронил званье человека, и тогда местком института осудил его за пьянство, и он с горя и правда запил...
Но главное в поэме - не сам сюжет, а мастерство и искусство, с которым она написана, и язык, которым она написана, насыщенный элементами намеренно сниженной высокой лексики, жаргонами и слоганами эпохи застоя, и сам стиль, с одной стороны безобидно-веселый, а с другой - иронично-сатирический, и подтексты в тексте и между строк... и живые образы героев, по сути своей - антигероев, и антиофициозный мотив, в котором и заключена главная суть поэмы, протест против соцреалистических схем в литературе, против изображения ходульных положительных героев, далеких от жизни, и против изображения жизни, далекой от жизни.
***
Виктор ШИРОКОВ - поэт с широким творческим диапазоном, широко работающий в литературе... Родился он в 1945 году, в Перми. Окончил Пермский медицинский институт и Литературный институт им. М. Горького. Сотрудник "Литературной газеты" советского и постсоветского времени. Автор многих книг стихов и прозы, в том числе книги избранных стихов "Иглы мглы" (М., "Голос - Пресс", 2003). В Перми готовится к выходу в свет его 7-томник, первый том которого вышел в 2004 году.
Виктор Широков - один из тех поэтов, который не только много пишет, но и который много читает в отличие от анекдотного чукчи, который только пишет, но ничего не читает. Виктор Широков - книжник, знаток литературы, выросший на лучших ее образцах и впитавший ее в себя. Он "маг бумаг". Он уделяет большое внимание технике стиха, форме, любит игру слов, оригинальные рифмы, например, усеченные: "старинный - стеаринный", анограммные: "страшнее - траншее", "торс - трос", диссонансные, или консонансные: "бал - был", "фарс - форс":
Чашечка кофе в кафе "Марс".
Жизнь на Голгофе не жизнь - фарс.
Хочешь не хочешь - держи форс,
Выпятив мощный торс.
Он умеет "над самим собой смеяться", умеет - через самого себя - показывать человека как вместилище добродетелей и как "вместилище... мерзостных пороков", умеет задумываться над серьезными вещами, но говорить об этом несерьезным тоном:
А я задумался про органы
Не половые, а ГБ.
Виктор Широков не только широкий, но и глубокий поэт. Он размышляет о жизни, смерти и бессмертии, и у него рождаются такие стихи об этом, поражающие своим трагическим оптимизмом и оптимистическим трагизмом:
Прости меня, стихотворенье.
Ты выживешь, а я умру.
Виктор Широков из тех поэтов, которым "вечно - горе от ума". Он со своими стихами не у всех находит понимание и сочувствие. И в одном своем стихотворении говорит с улыбкой на лице, но с печалью в душе:
И я сочувствие найду
У павианов и мартышек.
***
Евгений ЛЕСИН - поэт новой генерации, то есть более молодого поколения, чем те, о которых я уже говорила выше. Он родился в 1965 году, в Москве. Учился в институте стали и сплавов. Служил в армии. Работал химиком в котельной, инженером-технологом. В 1995 году окончил Литературный институт им. Горького (занимался в творческом семинаре поэтессы Татьяны Бек). Работал литсотрудником в газете "Книжное обозрение", сейчас работает в "Независимой газете", ответственным редактором рубрики "Ex libris-НГ". Печатался в журналах "Время и мы", в альманахах "Истоки", "Кольцо А", в разных газетах. Автор книги стихов "Записки из похмелья" (М., "ACADEMIA", 2000).
Он - "парадоксов друг", любитель художественных вольностей, чудачеств, неожиданностей, каламбуров, приколов и розыгрышей, реалистический фантазер и сюрреалист.
Однажды Мане у Моне
Украл из штанов портмоне.
А может и не
Мане и Моне
Украл, а Моне у Мане.
Его поэзия - это демонстративный, с элементами гротеска, выпад против банальной, серой, скучной, дидактической и никому неинтересной "поэзии", если таковую можно назвать ею, а также против заумной, псевдоумной, псевдосерьезной поэзии. Это в какой-то степени - "пощечина общественному вкусу":
Иду по городу в разорванной рубахе,
Тобой разорванной. Тому уже три дня.
Вокруг веселые и толстые девахи.
И все беременны, и все не от меня.
Некоторые его стихи похожи на считалочки для детей и на "ужастики":
Мальчик читал книжки,
Вырос и стал большим
Гадом. И получил вышку,
Так покончили с ним.
"Анжебеман" (перенос) в третьей строке этой "считалочки" действует как динамит, от которого на глазах у читателей рушится образ положительного мальчика с книжками и превращается в нечто совсем другое, пугающее и отталкивающее.
Евгений Лесин - поэт, который видит внутреннее устройство людей, со всеми их слабостями, и который, как оператор, снимает их своей скрытой камерой, от которой ничто не может ускользнуть.
Он - враг пафоса и патетики.
Во многих стихах у него звучат элегические ноты с тоской по большой любви, но он пытается заглушить и осмеять их в себе, как, например, в строке:
Любовь прошла. Завяли помидоры.
Эта строка смотрится у него как горькая пародия на известный русский романс "Отцвели уж давно хризантемы в саду, // А любовь все живет в моем сердце больном". Но, на мой взгляд, пародированием поэзии высоких чувств он не заглушает, а еще ярче выявляет свое чувство тоски по большой любви, в котором он как бы стесняется признаться самому себе и читателям.
У героя Лесина, в его психологии, есть что-то от героя Селенджера ("Над пропастью во ржи"), который боялся удариться в высокие материи. А в художественной манере Лесина - присутствует влияние Хармса, философа-скептика Ларошфуко и, может быть, Рембо. При всем том поэзия Лесина - совершенно оригинальна и полна своих собственных блестящих художественных находок, которые вызывают у читателей реакцию "ах"!
***
Евгений БАЧУРИН - поэт, композитор, исполнитель собственных песен. Автор многих песен, самая известная из которых - "Дерева", это его своеобразная визитная карточка:
Дерева вы мои, дерева,
Не рубили бы вас на дрова.
Он родился 25 мая 1934 года в Ленинграде. Окончил полиграфический институт. Печатался в журналах "Юность", "Знамя", "Сельская молодежь". Его стихи наполнены музыкой, романтическими мечтами и порывами, возвышенными чувствами, живой жизнью, тонкими и мудрыми наблюдениями, а иногда и злой иронией:
Кто других пропускает вперед,
Тот всегда остается за дверью.
Евгений Бачурин, к которому довольно ревниво относился Булат Окуджава, может быть, видя в нем своего потенциального конкурента, и которого не пускали в свой элитарный круг прославленные шестидесятники, чему виною во многом был трудный характер Бачурина, долго оставался за символической "дверью" в литературу, закрытую для него, и не мог издать свою книгу, долго ждал своего звездного часа. И дождался его. В 1999 году, в 65 лет, он, как и Александр Тимофеевский, стараниями Юрия Кувалдина издал большую книгу стихов и песен "Я ваша тень" (М., "Книжный сад"), с репродукциями своих картин, которая стала важным событием не только для него, но и для его многочисленных почитателей. Как сказал когда-то Максим Шостакович, "остается сожалеть", что "признание" пришло к Бачурину "с таким опозданием". Но главное - оно пришло, и хорошо, что это случилось при его жизни.
***
Виктор БОКОВ - патриарх современной русской поэзии, замеченный когда-то Пришвиным, Платоновым, Пастернаком, действительный член Академии Российской словесности, автор более пятидесяти книг, "Заструги" и "Яр-хмель" (1958), "Весна Викторовна", "Лето-мята", "Ельничек-березничек", "Стежки-дорожки", "Весенние звоны", "Жизнь - радость моя", "Стихи из Переделкино", "Амплитуда" (2002), автор множества известных песен, некоторые из которых, такие, как "На побывку едет молодой моряк", "Оренбургский пуховый платок", "Я назову тебя зоренькой", стали народными и поются на народных праздниках, на гуляньях и в застольях. Он родился в Сергиевом Посаде Московской области, в деревне Язвицы, еще при царе, в 1914 году.
Его поэзия идет от русского фольклора, от русских былин, сказок, песен, загадок, закличек и потешек, от дымковской и филимоновской игрушки, от вологодского кружева, от богородской резьбы, от семеновской матрешки, от рязанских вышивок, от владимирского рожка, от русского уклада жизни, близкого к природному.
У самого синего моря,
У самого дальнего поля,
У самого мудрого леса
Сторожка лесная стояла,
Старушка в сторожке ютилась,
По лесу ходила с клюкою,
Грибы собирала рукою,
Сушила целебные травы,
Лечила людские недуги,
Журавль приходил к ней с болота,
Сова прилетала из чащи,
Заглядывал путник с котомкой...
Боков - Микула Селянинович и Соловей Будимирович русской поэзии. Во время войны он сидел в советском лагере, в Сибири, и написал об этом цикл стихов, который по своей силе и страшным подробностям жизни арестантов перекликается с прозой Солженицына. В одном из стихотворений арестант, зэк, идет в строю себе подобных, по неровной дороге, по жаре, по солнцепёку, и хочет пить, а воды нет, и он пробует пить из лужи, а конвоир кричит ему: "Не пить из лужи!" В другом стихотворении Боков, уже немолодой мужчина, седой, закаленный трудностями жизни, признанный поэт, которого требует зрительный зал, "партер" и "галерка", стоит в театре за кулисами перед своим выходом на сцену и вдруг вспоминает свои прошлые года и не может сдержать слез и плачет прямо на глазах у актрисы, которая сочувствует ему:
- Вы плачете? - Возможно, да.
- Кто вас обидел? - Я не помню.
Я помню прошлые года,
Сибирь, свою каменоломню,
Свой номер - 323!
Еще размер своих ботинок.
Еще романс - гори, гори...
Еще пальтишко из ратина.
Боков владеет многими жанрами русского стиха, от старинных до самых новых, от сказа и частушки до тактовика, дольника и верлибра:
Сплету венок сонетов из одуванчиков
И буду короновать им твою светлую
голову,
Зажгу в твоей опочивальне сто свечей
иван-чая
И стоусто буду славить твою доброту,
Твою росную поляну, где трава
с названьем сныть
Будет касаться твоего сарафанчика...
Новаторским рифмам, ритмам и словоформам Бокова позавидует иной самый отъявленный авангардист:
Лирика твоя, как бабья КОФТА!
Жил я на рязанской стороне.
Я люблю рязанских мужиКОВ-ТО,
Только бабы ближе как-то мне!..
Звенят мои рифмы, как комарье-
е-мое!
Боков не раз бывал за границей, бывал и в Польше и посвящал стихи "закопанскому снегу":
Мне нравится снег закопанский,
Он чистый, немятый, крестьянский.
В сентябре этого года Бокову исполнится 90 лет. Он пребывает в отличной рабочей форме. И пишет стихов один больше, чем весь Союз писателей.
***
Елена СКУЛЬСКАЯ - поэтесса из Таллинна - родилась в семье писателя. С детства ей казалось, что весь мир состоит только из писателей. В 1972 году окончила филологический факультет Тартусского университета. Автор книг "В пересчете на боль" (1991), "Записки к N..." (1996), "На смерть фикуса" (1996), "Однокрылый рояль. Рыбы спят с открытым ртом" (2000). Елена Скульская работала в газете "Советская Эстония" вместе с Сергеем Довлатовым. В 7-м номере журнала "Наша улица" за 2003 год напечатана большая беседа Юрия Кувалдина с ней. Для Елены Скульской не существует жизни вне поэзии, "стихи - это и есть жизнь", и что "бытие вне литературы" оправдано только тем, что оно может стать "поводом для литературы". Во 2-м номере журнала за 2004 год - опубликована повесть Елены Скульской о Сергее Довлатове. В 4-м и 9-м номерах за тот же год - подборки стихотворений. Стихи Скульской богаты аллитерациями, оригинальными музыкальными аранжировками. Дожди звучат в них, как барабаны, скрипки и саксофоны:
В этом городе дождей
Обними меня, ди-джей,
Скоро джонка, как скорлупка,
В джунглях тихо тронется...
Стихи Скульской непривычны по форме. Регулярный стих у нее чередуется с аритмичным стихом и с верлибром, плавный, напеваный стих - с цветаевскими переносами:
Как хорошо остудить бокалом
Огненный лоб и продолжить балом
Ссору семейную...
Юрий Кувалдин в лице Елены Скульской открыл читателям "Нашей улицы", в том числе и мне, новую яркую поэтическую звезду.
***
Я, автор этих строк, поэтесса Нина КРАСНОВА, тоже постоянный автор журнала "Наша улица", с первого "пилотного" номера, с 1999 года. В советское время, когда я еще жила в Рязани, где и родилась в 1950 году, у меня вышло в Москве четыре книги стихов: "Разбег" (1979), "Такие красные цветы" (1984), "Потерянное кольцо" (1986) и "Плач по рекам" (1989). В постсоветское время, когда я уже переехала жить в Москву, у меня вышло там еще несколько книг, в том числе - в 1995 году - две книги любовно-эротических стихов и частушек "Интим" и "Семейная неидиллия", которые наделали в Москве много шума и за которые я получила на турнире поэтов в Лужниках титул Принцессы поэзии, а потом и титул Королевы эротической поэзии. Мои стихи печатались в журналах "Юность", "Москва", "Новый мир", "Дружба народов", в альманахах "Поэзия", "Истоки", "День поэзии", и в самых разных коллективных сборниках и антологиях, и где только не печатались. Кстати сказать, некоторые мои стихи перевел на польский язык Марек Вавшкевич, а некоторые Анджей Бень.
В журнале "Наша улица" у меня вышли самые большие подборки стихов за всю мою жизнь. Это и новые стихи, и старые, давней поры моего студенчества, которые я не могла опубликовать в советское время из-за того, что они считались непривычно откровенными, как, например, "Уроки любви", хотя сейчас они кажутся совершенно невинными на фоне эротики, хлынувшей в периодику:
Можно чаще к тебе являться?
Я пробелы в "уроках" должна
наверстать.
Обещаю в тебя не влюбляться,
Чтобы в тягость тебе не стать.
Печатались в "Нашей улице" и мои экспериментальные стихи, которые я называю экзерсисы:
ОКАзывается, в Рязани течет ОКА.
ДУЕТСЯ жених на невесту, а соперница
раДУЕТСЯ.
ГОЛОС РУСИ - это не ГОЛСУОРСИ.
МНЕние мое представляется очень
интересным МНЕ.
Наряду со стихами печатались там и мои озорные и хулиганские частушки, сочиненные мной под влиянием рязанского фольклора:
У меня залетка есть
По имени Тима.
Этот Тима, Тима, Тима
Прямо создан для интима.
С деревенского холма
Показалась Хохлома.
Долбанутый хахаль мой
Любовался Хохломой.
Ходили бабы к бобылю,
Швея, доярка, жница...
Сказал бобыль: я баб люблю,
Но не люблю жениться.
В Монголии, в Монголии
Кругом цветут магнолии,
Монголки там с монголами
В жару гуляют голыми.
Под Егора-тракториста
Я разов ложилась триста.
Неискусен он в речах,
Но у него такой рычаг.
В индийском городе Мадрасе
Меня катали на матрасе.
Как увижу я матрас,
Вспоминаю я Мадрас.
***
Все поэты "Нашей улицы" кроме стихов пишут и прозу, которая печаталась в "Нашей улице".
У Александра Тимофеевского там печаталась проза поэта о Пушкине.
У Кирилла Ковальджи - рассказы и "Кишиневские байки".
У Сергея Мнацаканяна (под псевдонимом Ян Август) - "Августизмы для ленивых, но любопытных", художественно-философские эссе, размышления поэта о жизни и литературе, с лирическими отступлениями и ретроспективами, которые как нельзя лучше подтверждают правильность слов самого же Сергея Мнацаканяна: "Чем может быть литература для писателя? Или для поэта? Только жизнью, которую он прожил".
У Елены Скульской опубликована повесть о Сергее Довлатове.
У Виктора Широкова в "Нашей улице" печаталась повесть "Вавилонская яма", рассказы и литературные портреты...
У Евгения Лесина - рассказы, миниатюры и эссе, и памфлет о Юрии Кувалдине "Тирли фифть...".
У Виктора Бокова - этюды в прозе, в которых есть что-то от стихов в прозе и от анекдотов: "Дай в долг!" - "Не дам! - "Боишься?" - "Боюсь". - "А чего?" - "Дал одному, теперь он каждый день ко мне ходит. Берет, а не отдает!"
У меня в 2000 году во всех 12-ти номерах "Нашей улицы" печатался дневниково-автобиографический роман "Дунька в Европе" (900 страниц из 1125-ти), написанный мною в 1988-1989 годах под впечатлением моей первой поездки в Польшу на праздник Варшавская Осень Поэзии-1987 и пролежавший у меня в столе невостребованным 11 лет. Печатались в "Нашей улице" и мои эссе "Москва рязанская", "Фатьянов". В 2003 году они вместе с фрагментами романа "Дунька в Европе" и заметками о Тютчеве и вместе с моими стихами вышли в моей книге "Цветы запоздалые" в издательстве Юрия Кувалдина "Книжный сад", в котором выходили и книги Александра Тимофеевского, Кирилла Ковальджи, Евгения Бачурина.
Певец и композитор Анатолий Шамардин сочинил много песен на стихи авторов "Нашей улицы", в том числе и на мои, и поет их по радио и на литературных вечерах, популяризируя тем самым поэзию "Нашей улицы" и подтверждая точность одного из афоризмов, помещенных в бегущей строке журнала: "Стихи существуют для того, чтобы их петь".
***
Поэты, дабы возвысить себя (а их в Союзе писателей СССР, в котором числилось девять тысяч членов, было подавляющее большинство) провозглашали: "Поэзия - высшая форма организации речи". А Юрий Кувалдин считает, что поэзия - лишь первый, наивный шаг к литературе, поскольку в простом сознании литература должна отличаться от разговорной, прозаической речи, поздравительные открытки поэтому пишут стихами: "поздравляем и желаем...". Исходя из этого, в эстетике и теории литературы Юрия Кувалдина высшей формой художественной литературы, как искусства, является проза, то есть мышление в образах (в созданных писателем, как Богом, живых людях), а не поэзия, идущая лишь от лица стихослагателя, монологичного, с прямыми, то есть бедными мыслями. И вообще, стихи для Юрия Кувалдина не литература, а эстрада. Поэтому стихотворцы так любят выступать, завывать, пристукивая каблуками, как цыгане. Эстрада умирает со своим временем, проза уходит в бессмертие. По мнению Юрия Кувалдина, истинная поэзия является рафинированной, как балет на сцене, частью литературы и до поэзии дорастают единицы. И поэтому он стихослагателей, в которых видит зерно, из числа авторов "Нашей улицы", старается перековать в прозаиков, как мечи на орала, побуждает писать не стихи, но прозу, работать в литературе широко, подниматься на новый виток своего развития.
За рамками моего доклада остались поэты "хорошие и разные": Евгений Блажеевский, Алексей Королев, Александр Еременко, Игорь Меламед, Валерий Краско и другие, но обо всех не скажешь и не напишешь в одном докладе, который и так получился у меня слишком длинным.
"НАША УЛИЦА", № 11-2004